(РУС) Самоцензура как невидимая форма репрессий (и способ сохранения беларусской культуры)

Предисловие: голоса людей культуры из Беларуси
Введение
Самоцензура в вопросах творчества
Самоцензура в вопросах репрессий
Самоцензура как способ сохранения беларусской культуры
Заключение

ПРЕДИСЛОВИЕ: ГОЛОСА ЛЮДЕЙ КУЛЬТУРЫ ИЗ БЕЛАРУСИ [1]

Мы жывем у кніжках, якія мы чыталі ў дзяцінстве пра партызанаў і падпольшчыкаў… Людзі сядзяць, так сказаць, у партызанах – хто не сядзеў, каго пагражалі пасадзіць; астатнія папрыціхалі да моманту, пакуль не раскрылі, – такая палітыка… Знаходзячыся ў Беларусі, ёсць палітыка пэўная інфармацыйная, якой мы прытрымліваемся: не рабіць рэпостаў пэўных, не пісаць сур’ёзных пастоў – лёгкая самацэнзура, ці, можа, нават не лёгкая… Лішні раз ніякія спасылкі не кідаем… Моя французская подружка-художница говорит: «Вот я вижу, что просмотр есть моей публикации, но ни одного лайка нет, – что случилось?» – Слышишь, у нас <…> отсидел трое суток за то, что у него был 3-летней давности лайк на канале «Nexta» [2]… Больш прыватныя чаты цяпер мы выкарыстоўваем з калегамі, цяпер толькі для больш побытавых рэчаў… Людзі імкнуцца ўсё несці ў сабе і нават з роднымі-блізкімі-сябрамі размаўляюць коратка: «Я не працую, не працягнулі кантракт» – усё… Не імкнуся падтрымліваць актыўных сувязей, таму што сувязі са мной могуць быць для кагосьці кампрамецыйнымі [3]… Уходят все в тень… Усё замерла на самым нізкім узроўні, стала менш публічнасці… Менш стала публічных абмеркаванняў, людзі замкнутыя самі па сабе… Не асабліва афішуючы ні сваё імя, ні сваю дзейнасць… Трэба з вуснаў у вусны, толькі па знаёмству. Мерапрыемствы, якія ладзяцца, – не для ўсіх, а толькі для сваіх, для тых, пра каго дакладна ведаеш, хто яны такія… І многія дзеячы культуры прынцыпова не свецяцца, таму што ўсё адно давядзецца жыць у Беларусі… Не хочется светиться, даже если ты делаешь какие-то ивенты неполитические, даже если ты там, грубо говоря, бабочек выставишь – не хочется, чтобы твоя фамилия где-либо была. Угроза безопасности… Но я боюсь. Я гигиену безопасности соблюдаю… Людзі, якія хочуць працаваць тут, яны разумеюць, у якіх межах яны знаходзяцца, таму сабе аддаюць адказнасць, што можна паказваць, што не трэба паказваць… Ужо ў саміх людзях сядзіць самацэнзура, якая вымагае кантраляваць… І вось гэта ўнутраная цэнзура, якая не дазваляе людзям нічога рабіць, і таму нават калі няма гэтай пагрозы знешняй, то яны ці з’язджаюць, каб не адчуваць гэтага ціску, ці хаваюцца і не робяць нічога ў публічнай прасторы, бо іначай трэба маляваць коцікаў і кветачкі, але гэта людзям, якія мысляць, якія маюць крытычны погляд, гэта не можа іх задавальняць, яны не могуць гэтага рабіць… Это самоцензура, которая до такой степени уже дошла, что они уже сами там [библиотекари] книги листали: если им казалось что-то не так, они уже, не дожидаясь внесения этого в список [4], убирали, т. е. она, может, и не будет в списке… Ну и вот это само издание [5-томник Светланы Алексиевич, изданный издательством «Логвінаў» в 2018 году] действительно выглядит вызывающе – бел-чырвона-белое, поэтому его лучше подальше поставить, не ставить в открытый фонд… Мы занимались самоцензурой, проверяя соцсети режиссеров перед тем, как отправить их имена на согласование в Министерство культуры… Увесь час чуеш, што пра таго ці пра таго не варта згадваць у дзяржаўных СМІ, але проста ўжо працуе самацэнзура, і часцей за ўсё супрацоўнікі самі не згадваюць такіх людзей [нелояльных режиму]… Рэальна ўсё сыходзіць у падполле, і чым далей… Чым далей, тым людзі робяцца асцярожнейшыя… То-бок мы сыходзім усё глыбей і глыбей… Многие сейчас, кто остается в Беларуси, работают под псевдонимами – неважно, в Беларуси или в Европе… Люди хотят участвовать, они готовы ездить, какие-то свои проекты показывать, но не готовы публичить свое имя даже в Европе, потому что понятно: европейское СМИ опубликовало – все… Называецца «парушэнне права на імя» – калі людзі вымушаны фігураваць пад псеўданімамі: недзе ўдзельнічаць у чымсьці, але сваё прозвішча не паказваць… Зараз ідзе такая мімікрыя. Я думаю, што гэта такая ўнутраная цэнзура і страх, які пераследуе людзей, і мастакоў у першую чаргу…

ВВЕДЕНИЕ

Самоцензура, или внутренняя цензура, – сознательное ограничение человеком своего самовыражения, при котором он воздерживается от открытого высказывания мыслей, идей и т. д. Причины могут быть разные: психологические, экономические, юридические, этические и др.

С одной стороны, это необходимый инструмент профессиональной деятельности – в вопросах репутации и уважения, ответственности, соблюдения определенных стандартов и поддержания баланса между свободой самовыражения и соблюдением принятых в обществе границ. С другой, самоцензура может являться не столько следствием личного выбора, сколько вынужденным приспособлением, ответом на прямые внешние угрозы – именно о таком ее виде пойдет речь.

В условиях политических репрессий, в которых Беларусь находится уже более четырех лет [5], внутренняя цензура стала ответом на изменившиеся обстоятельства, способом выживания и даже рефлексом. Прибегают к ней из-за опасения потери работы, угрозы личной безопасности, преследования членов семьи и по ряду других причин. Став частью повседневности, она ограничивает свободное выражение мыслей и творчество, препятствует развитию и продвижению беларусской культуры и искусства как таковых. Внутренняя цензура – невидимая, непубличная форма репрессий, сложно поддающаяся мониторингу и измерению. Понимание ее масштаба и последствий, поиск способов исследования и фиксации, влияния на самооценку и моральное состояние деятелей культуры важны для общественного осознания и солидарности и становятся базой для дополнительных размышлений и анализа.

Документ описывает способы вынужденного самоограничения деятелей культуры, которые попали в поле зрения мониторинговой группы Беларусского ПЭНа или о которых нам рассказали сами литераторы, музыканты, художники. Также затрагивается тема самоцензуры в дилемме «опубличивание vs умалчивание» фактов репрессий.

Кстати, этот текст – по сути один из примеров самоцензуры, ведь в нем не указан ряд имен, названий, событий.

САМОЦЕНЗУРА В ВОПРОСАХ ТВОРЧЕСТВА

Впервые тенденцию самоцензуры и анонимности в творчестве как следствие репрессий в Беларуси мы отметили в «Мониторинге нарушений культурных прав и прав человека в отношении деятелей культуры» по итогам третьего квартала 2021 года. К этому времени (конец сентября) в стране было уже 715 политзаключенных, и среди них – более 60 представителей культуры, осужденных в том числе за свое творчество. Так, по мнению следствия, музыканты группы Irdorath [6] «с помощью волынок усиливали протестное настроение»; художника Алеся Пушкина [7] приговорили к пяти годам колонии за портрет антисоветского подпольщика. Идут массовые увольнения нелояльных режиму творческих личностей; вернулся феномен «черных списков» артистов; продолжаются обыски, допросы, произвольные задержания, административное и уголовное преследование, в том числе за публичные высказывания либо комментарии в социальных сетях по поводу общественно-политических событий. Набирает обороты кампания по принудительной ликвидации организаций некоммерческого сектора; продолжается давление на польское меньшинство, независимых книгоиздателей, арт-площадки и международные организации по культурному сотрудничеству, магазины с товарами с национальной символикой; «Республиканский список экстремистских материалов» методично пополняется продукцией независимой культуры – книгами, песнями, статьями.

Самоцензура в творчестве и стала результатом такой общественно-политической ситуации. Вот несколько примеров из 2021 года:

• При печати книги <…> издатель <…> отказался включать в нее ряд стихов, в которых авторка описывает свое отношение к гражданско-политическому кризису в Беларуси.
• Участники группы <…> решили не публиковать песню протестного характера <…>, так как опасаются преследования со стороны властей.
• Режиссер <…> сообщил, что вынужден удалить видео спектакля с YouTube-канала театра в целях безопасности актеров, которые остались в Минске.
• Организаторы <…> решили отказаться от упоминания имени патронки премии <…> на церемонии вручения награды победителю.
• Из-за ощущения небезопасности <…> отказалась от участия в ежегодном фестивале бардовской песни «Оршанская битва».
• В ситуации квалификации режимом любого собрания людей как «несанкционированного массового мероприятия» один из организаторов акции памяти репрессированных в 1937 году литераторов «Ноч расстраляных паэтаў» предложил провести чтения в онлайн-формате.
• Команда фестиваля документального кино о правах людей Watch Docs решила перенести онлайн-кинофестиваль, запланированный на 13–19 апреля.
• Организаторы фестиваля интеллектуальной книги Pradmova приняли решение не проводить мероприятие в этом году.
• И др.

В 2022 году тенденция внутренней эмиграции ширилась и закреплялась. В стране 1446 политзаключенных на конец года, и среди них не менее 108 деятелей культуры. Это время формирования реестра организаторов культурно-зрелищных мероприятий и давления на арт-менеджеров, ужесточения требований к экскурсоводам, «очистительных культпоходов» провластных активистов по книжным магазинам и художественным выставкам в поисках «неправильной» литературы либо неблагонадежных авторов. Эти и другие формы институционализации репрессий, преследования способствуют ускорению и массовости ухода деятелей культуры с радаров публичной деятельности. С началом так называемой «специальной военной операции» публичная поддержка Украины стала еще одной темой для самоцензуры.

В связи с потенциальной угрозой преследования за творческое высказывание учащаются случаи приостановки публичной активности, частичной либо полной отмены проектов/деятельности; все больше практикуются закрытые либо подпольные мероприятия, они переносятся в онлайн-формат; пересматриваются репертуары, коллективы ради «шифрования» меняют свои названия. Опасаясь обвинений в «экстремизме», внутреннюю цензуру усиливают издатели, снимаются с продажи те книги, на которые обратили внимание провластные активисты и пропагандисты; вынуждены контролировать свои высказывания  экскурсоводы и музейные работники (например, в свете новой концепции «геноцида беларусского народа»); все осмотрительнее становятся библиотекари (в частности, при закупке новых книг) и художники (убирают ряд своих работ из выставочного пространства); политическая фильтрация творчества отмечается у режиссеров, арт-менеджеров и других участников культурного процесса. Набирает обороты тенденция использования псевдонимов и анонимности авторства как такового – книг, статей и репортажей, документальных фильмов, песен, выставок, экспертизы, комментариев для СМИ, участия в мероприятиях и т. д.

Примеры самоцензуры 2022 года:

• Музыканты группы Mister X, чей лидер – бывший политзаключенный Игорь Банцер, решили «не играть с огнем» и отказались от концертной презентации новой виниловой пластинки.
• «Еўрарадыё» закрыло свою популярную рубрику «Такога вы не чулі» (за четыре года прозвучало более 150 программ). Свое решение редакция, среди прочего, объяснила опасностью сотрудничества с ней музыкантов из Беларуси.
• В новой книге <…>, посвященной краткому изложению истории становления Беларуси и обретения ею независимости, последняя иллюстрация подписана «Герб і сцяг Рэспублікі Беларусь, зацверджаныя ў 1991 г.», но без самого изображения.
• Из-за репрессий в отношении книгоиздателей на участие в Премии имени Карлоса Шермана (вручается за лучший перевод художественной книги на беларусский язык) от издателей поступили всего 3 заявки, в то время как обычное их число – 15-20.
• Организаторы фестиваля видеотворчества HLIADAČ перенесли его из оффлайна в Минске в YouTube, где он и прошел 23–24 сентября.
• С началом войны ансамбль <…> убрал из программы, посвященной танцам народов мира, украинский номер.
• И др.

Постепенно самоцензура стала неотъемлемой частью повседневности беларусских деятелей культуры независимо от их местонахождения. Внутри страны она касается тем, связанных с отношением к действующей власти, решениям чиновников, высказываниям на резонансные социально-политические события; небезопасным стало все, связанное с беларусской национальной историей (БНР, ВКЛ, шляхта и т. д.), ее лидерами и моральными авторитетами (Тадеуш Костюшко, Кастусь Калиновский, Лариса Гениуш, Василь Быков и др.), историческими символами (бело-красно-белый флаг, герб «Пагоня»), с использованием беларусского языка в бытовой коммуникации; под самоконтролем проблематика гендера и ЛГБТ+; скрывается выражение антивоенной позиции и поддержки Украины в войне с Россией, продвижение продуктов украинской и польской культуры и образования; «шифруются» связи с политзаключенными, правозащитниками, сотрудничество с деятелями культуры из «черных списков», со СМИ и организациями, признанными режимом «экстремистскими», политическими эмигрантами и т. д.

Примеры 2023–2024 годов:

• «У грамадскіх месцах па-беларуску яшчэ падумаеш, ці адказаць… ці сказаць там “дзякуй”, не кажучы ўжо пра поўнасцю размаўляць».
• Переводчик <…> просит не указывать его имя, т. к. на ресурсе есть политические заявления.
• <…> отозвал свои фотографии из новой книги Альгерда Бахаревича, чтобы «не засветиться» с Бахаревичем и Янушкевичем (издатель).
• «Працоўная раніца пачынаецца не з кавы, а з паведамлення “Патэлефануй” – тэлефаную: “Бондарава напісала пра кнігу <…>, лепей выдаліць яе з сайта, каб не было наступстваў” – выдаляю, пішу лісты і паведамленні калегам, працую далей».
• «Трэба прыбраць згадку, што вы праваабаронца».
• «Па такой тэматыцы збіраецца <…> [речь идет о разрешенном мероприятии в одном из столичных музыкальных клубов], што нават наведваць такое страшна – каб не ўпісацца ні ў які… каб не затрымалі потым усіх разам падчас канцэрту».
• Тюремные посылки, фотография супруги в красной блузке с белым рисунком – «нельга, калі ў вязня пры вобшуку знойдуць такое, яму свеціць карцар».
• В целях безопасности героя авторы фильма <…> попросили независимые СМИ не писать о премьере.
• Портал об искусстве <…> в целях безопасности скрыл интервью 2022 года с сестрой политзаключенного <…>, т. к. авторка журнала находится в Беларуси.
• По случаю Дня родного языка Объединенный переходный кабинет [8] вручил медали Франциска Скорины за вклад в сохранение и популяризацию беларусского языка. Награждены Винцук Вячорка, Владимир Некляев, Эльжбета Смулкова, Ивонка Сурвила, Сергей Шупа и еще четыре человека, чьи имена не раскрываются в целях безопасности.
• Из соображений безопасности авторка книги <…> издательства <…> пишет под псевдонимом. Также анонимны редакторка, художница и переводчица книги.
• 5 мая в Варшаве на площадке Музея Вольной Беларуси прошел театральный перформанс <…>. Автор – анонимный (драматург находится в Беларуси).
• Типография выставила условия: «Надо убрать стихи на следующих страницах…».
• И др.

Несмотря на относительную свободу творческих людей за пределами Беларуси, самоцензура есть и у них. Опасаясь возможного давления на оставшихся дома родственников, а также из-за набравшей с 2023 года обороты практики заочного уголовного преследования [9] многие деятели культуры в изгнании отказываются от интервью, избегают публичных высказываний и стараются не ассоциироваться с «экстремистскими» авторами, организациями или площадками (причем не обязательно имеющими такой статус). Они прячут лица либо конспирируются, избегают фотографирования и упоминаний, отказываются от участия в мероприятиях либо присутствуют там исключительно на условиях анонимности, просят не тэгать в соцсетях, не указывать в афишах и т. п.

Поскольку публичность стала небезопасной, снова в ходу псевдонимы. Вынужденная анонимность авторства стала характерной для нынешней беларусской культуры, причем зачастую и за пределами страны. Имена и лица скрывают многие как известные, так и начинающие поэты, художники, драматурги, переводчики, музыканты, дизайнеры, организаторы культурных мероприятий, звукорежиссеры, фотографы, редакторы, эксперты, журналисты.

Тенденцию роста анонимности авторства (а также процесс перемещения культурного продукта за рубеж) можно проследить на примере одной из литературных премий – «Прэміі імя Міхала Анемпадыстава». Основанная в 2019 году в память о художнике, поэте, фотографе, дизайнере, публицисте, культурологе Михаиле Анемподистове, она вручается за лучшую обложку к беларусской книге. Жюри оценивает дизайн, полиграфическое исполнение и их соответствие содержанию.

Так, полный список Премии–2020 состоял из 37 книг, имена всех авторов-номинантов были известны, а победитель торжественно объявлен в рамках минского фестиваля Pradmova.
В 2021 году полный список насчитывал 28 книг, все имена публичны, но церемония вручения прошла уже в формате онлайн-трансляции на YouTube.
В полном списке Премии–2022 – 32 книги, все имена номинантов известны. Это первый год эмиграции премии, и церемония награждения прошла в польском городе Бельск-Подляск.
В 2023 году в силу разных обстоятельств премия не состоялась.
В 2024 году «Прэмія імя Міхала Анемпадыстава» была вручена дважды: в мае – за лучшую книжную обложку 2022 года, в октябре – за обложку 2023 года. Во время церемонии вручения премии за лучшую обложку книги, изданной в 2022 году, председатель Беларусского ПЭНа Татьяна Нядбай отметила: «Час дыктуе свае правілы – і прэмія змяняецца, каб заставацца даступнай для ўсіх удзельнікаў літаратурнага працэсу: і тых, хто застаецца ў Беларусі, і тых, хто мусіў яе пакінуць. Так, напрыклад, з’явілася магчымасць удзельнічаць у прэміі ананімна».
В 2024 году на премию за 2022 год были номинированы 14 обложек, две из которых – анонимного авторства: книги Альгерда Бахаревича «Вершы» и Юлии Тимофеевой «Воўчыя ягады».
За книгу 2023 года полный список состоял из 37 книг, в нем 11 обложек – анонимного автора либо авторки: это книги Алины Высоцкой «Беларускі народны соннік», Антанаса Шкемы «Белы саван», Фрэнсиса С. Фицджералда «Вялікі Гэтсбі», Вала Клемента «Круглая Square», Сергия Жадана «Месапатамія», Альгерда Бахаревича «Ператрус у музэі» и «Плошча Перамогі», обложки книг Виславы Шимборской, Адама Мицкевича, Марии Кунцевичевой для серии «Польская класіка для беларускага чытача», Сали Руни «Размовы з сябрамі», Ганны Янкуты «Час пустазелля», Эриха М. Ремарка «Чорны абеліск». Итого – почти каждая третья обложка (30 %).

САМОЦЕНЗУРА В ВОПРОСАХ РЕПРЕССИЙ

Среди тенденций, наметившихся к 2021 году, наряду с самоцензурой, вынужденным отъездом из страны в целях личной безопасности и рядом других был отмечен тренд по неафишированию деятелями культуры фактов давления на них – своего рода самоцензура в вопросах репрессий. На сегодня не менее 10 % информации мониторинга нарушений в культурной сфере – конфиденциальные факты увольнений, административных арестов, цензуры, вывозов на допросы и т. д.

Более ограниченными стали возможности правозащитников и независимых медиа. Многочисленные факты административного и уголовного преследования деятелей культуры перестали поступать в публичное пространство либо становятся известны только спустя время (по этой причине и возникла практика признания политическими заключенными постфактум). Правозащитники регулярно просят сообщать им о фактах преследования, чтобы иметь объективную картину репрессий.

В 2023 году в серии интервью с 42 людьми творчества, которые живут и работают в Беларуси, был и такой вопрос: «Как вы считаете, какая стратегия сегодня более правильная: опубличивать факты репрессий в отношении деятелей культуры или замалчивать эти факты? Почему вы так думаете?». Высказанные тогда аргументы актуальны и поныне. Вот как распределились ответы:

Практически каждый второй из числа опрошенных (48 %) посчитал, что стратегия должна быть комплексной – к описанию этой группы мы вернемся ниже.

Почти каждый четвертый (24 % респондентов) предпочел стратегию опубличивания фактов преследования. Важно отметить, что среди отвечавших были как те, кого они напрямую не затронули, так и попавшие под каток репрессий. Вот часть озвученных аргументов:

• люди должны знать, что происходит; знать, чтобы делать выводы; понимать, что происходит и в каких объемах; «яшчэ бывае такое: з’ехаў чалавек – ну і з’ехаў, а потым аказваецца, што чалавека затрымалі»;
• одна из задач режима – заставить всех замолчать, как будто ничего не происходит, а опубличивание напоминает, что происходящее – вне закона; любое преступление происходит от того, что о нем никто не знает; замалчивание – отчасти тоже содействие: «Если есть это средство у нас – конечно, его нужно использовать: СМИ, паблики. Оно-то тем и пугает разных представителей, что имеет силу, имеет значение»;
• увеличивается вероятность более осторожного обращения с репрессированным, т. к. когда о человеке не говорят, то с ним можно делать все, что угодно: «Шырокае апублічванне дапамагае зразумець, у тым ліку рэпрэсіўнаму апарату, што да гэтага чалавека ёсць увага, ён каштоўны нейкаму грамадству. Мне апублічванне, канкрэтна мне, дапамагло, у мяне вось суб’ектыўны вопыт»;
• есть возможность поддержать репрессированного, когда о человеке знают: «Там лісты і нейкія яшчэ спосабы падтрымкі маюць месца быць»;
• кто-то говорил, что окажись он задержанным, то вне зависимости от мнения родственников хотел бы сделать информацию о своем задержании публичной.

На стороне стратегии замалчивания стоят 10 % респондентов – каждый десятый деятель культуры. Среди их аргументов:

• не привлекать внимание к персоне, т. к. публичность может усугубить положение человека, навредить – не получится потом устроиться куда-то еще на работу; если «пачаць пра гэта расказваць – атрымаецца так, што ты зноў будзеш там, адкуль толькі што выйшаў, вельмі хутка»; может ухудшить отношение к репрессированному в тюрьме: «мы мусім маўчаць і не апублічваць фактаў, якія нам вядомыя пра ягоны стан у турме, таму што ад гэтага залежыць ягоны… не магу сказаць, што камфорт, не магу сказаць, што там нейкае добрае стаўленне, але проста хаця б гэта пытанне адсутнасці нейкіх дзікіх катаванняў»;
• опубличивание сегодня – это возможное давление не только на самого человека, но и на его семью, родных;
• преждевременная гласность может дезинформировать, вызвать панику, навредить: «Таму што 10 дзён – гэта тое, што зараз могуць трымаць без суда, без нічога, без прадʼяўлення абвінавачванняў»;
• также высказывалось мнение о том, что человеку неприятно быть жертвой, получить клеймо «врага народа» – кто-то над этим сможет позлорадствовать.

Таким образом, среди аргументов за опубличивание репрессий – информирование общества о происходящем, сопротивление стратегии замалчивания, защита, поддержка пострадавших. У тех, кто выбирает стратегию замалчивания, – опасения, что огласка может ухудшить ситуацию, навредить, поставить под угрозу безопасность близких; страх за свою карьеру и будущее, желание избежать статуса жертвы.

Наиболее частый ответ, как отмечалось выше, состоит в том, что стратегия должна быть комплексной, и в каждом конкретном случае нужно подходить к ситуации индивидуально: «сітуацыйна», «патрэбны дыферэнцыяваны погляд», «тут усё залежыць ад таго, дзе знаходзіцца чалавек», «яна мусіць быць комплексная, гэта стратэгія», «трэба шукаць нейкі такі падыход, каб засцерагчы тых людзей, якія знаходзяцца ў гэтым становішчы, але нельга пра гэта не казаць», «наверное, это возможно только с личного согласия», «ёсць сітуацыя, калі апублічванне можа вельмі моцна нашкодзіць чалавеку, нашкодзіць непапраўна, і тады абсалютна нельга гэта публікаваць, а ёсць сітуацыі, пра якія трэба крычаць ва ўсё горла», «дылема заўсёды… дылема даволі цяжкая».

Говоря об опубличивании фактов репрессий, респонденты особо подчеркивали выросшую ответственность за слова и соблюдение журналистской этики:

• следует быть осторожными в высказываниях; не отдавать информацию бездумно; писать только то, о чем известно, и не говорить ничего гипотетического; не давать вольную интерпретацию: «Таму што вельмі часта чалавек сам паняцця не мае, нават тыя, хто яго затрымаў, паняцця, можа, не маюць. Таму не трэба ім дапамагаць у гэтым плане»;
• по возможности публиковать имена с разрешения пострадавших;
• осмотрительность в вопросах культурной журналистики: «Такое агульнае правіла павінна быць, што ўсе мерапрыемствы цяпер не для СМІ. Як дзейнічаць у сферы культуры – трэба спачатку ўзгадніць, ці арганізатары мерапрыемства жадаюць, каб пра іх напісалі, што яны жадаюць, каб пра іх напісалі, і ў рэшце рэшт даць матэрыял на фактчэкінг».

Вне зависимости от того, какой из стратегий придерживаются деятели культуры, все были единодушны в том, что очень важно продолжать собирать информацию, т. к. фиксация этих фактов помогает сохранить целостное представление о происходящем, о его тяжкой цене. И это не только способ запротоколировать для потомков ужас нашего времени, но также инструмент, который позволит через годы понять, почему культура оказалась именно такой, позволит восстановить объективную историю, ведь отсутствие достоверной информации со временем искажает картину.

САМОЦЕНЗУРА КАК СПОСОБ СОХРАНЕНИЯ БЕЛАРУССКОЙ КУЛЬТУРЫ

Самоцензура в том виде, в каком мы до сих пор ее здесь рассматривали, – механизм самозащиты деятелей культуры, способ выживания в ответ на потенциальную угрозу преследования за творчество. Также это и время тишины, неразглашения как осознанного выбора; самосохранение беларусской культуры до ее очередного возрождения: «захавацца, прыхавацца ў балоце, а потым вылезці». Независимая беларусская культура предпочла творческое подполье: перешла в режим квартирников и «хатнікаў», андеграунда и «сарафанного радио», закрытого и камерного формата, эзопова языка и завуалированности, самоизоляции и внутренней эмиграции, работы в стол и накопления. В таком виде замалчивание – это способ честно продолжать свое дело: «чем меньше red rags, тем больше реальных возможностей что-то делать и развивать беларусскую культуру».

В новых условиях многие творцы не останавливаются, находят стратегии и пути для самовыражения, используют возможности интернета, участвуют в конференциях и обсуждениях, поддерживают связь с теми, кто уехал. «Іх звальняюць, яны самі сыходзяць з працы афіцыйнай, але не кідаюць тое, чаму прысвечанае жыццё. Гэта сутнасць, гэта душа. Чалавек нікуды не дзенецца. Чалавек не можа рабіць інакш, і ён працягвае рабіць тое, што ён рабіў. Можа, ён проста менш пра гэта расказвае, таму што …»; «людзі імкнуцца жыць і нешта рабіць, і для іх чуць толькі адмоўнае, што тут “просто пустыня”, што тут ужо “Хатынь” – канешне, гэта іх раздражняе».

Утверждать, что сегодня из-за репрессий в Беларуси ничего не происходит, якобы все легли на дно, – неправильно. На самом деле внутри страны проходят различные творческие акции. И очень важно их фиксировать, хотя это крайне сложно:

«Ёсць складанасць у гэтай самай фіксацыі: з аднаго боку, хочацца, каб нейкая падзея, якая тут адбываецца, яна была зафіксавана, яна была недзе адлюстравана, бо тут ёсць жыццё і тут засталіся людзі, і тыя людзі штосьці робяць. З іншага боку, ты пачынаеш жартаваць, што як гэта будзе адлюстравана, наколькі яно будзе сціснута, недамоўлена, перададзена намёкамі. І па-трэцяе, дзе гэта будзе апублікавана (калі гэта будзе), на якіх рэсурсах: заблакаваных рэсурсах, “экстрэмісцкіх” рэсурсах – то-бок хто дабярэцца да гэтай самай інфармацыі. Вось гэта такая кампрэсацыя: вось мы бачым карціну – гэта 100 %, а на выніку, калі дабярэцца той самы чытач, ён убачыць там на 60 % таго, што адбывалася. Ну вось гэта вельмі такая дылема».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В условиях глубокого общественно-политического кризиса, институционализации репрессий, проникновения цензуры во все сферы общественной жизни и культуры самоцензура стала одной из ключевых реалий культурной жизни Беларуси. Это вынужденный инструмент выживания для многих людей творчества, но одновременно и фактор, который подрывает его развитие, критическое мышление и культурное разнообразие. Самоцензура меняет ландшафт беларусской культуры, замыкая ее в узких рамках анонимности и изоляции.

Сегодня, когда свобода творческого высказывания воспринимается как вызов государству, а каждое слово или жест могут быть интерпретированы как угроза режиму, культурное сообщество как никогда нуждается в солидарности и поддержке. Международные и внутренние механизмы помощи – от предоставления платформ для анонимного самовыражения до обеспечения безопасности творческих личностей – должны стать частью стратегии сохранения и поддержки беларусской культуры. Важно защищать тех, кто остался, помогать тем, кто вынужденно эмигрировал, и фиксировать каждую историю, каждое произведение, рожденное в эти непростые времена.

Беларусская культура сегодня – это, с одной стороны, культура сопротивления и сохранения, с другой – вынужденная культура тишины и анонимности. Насущная задача будущего – восстановить целостность культурного ландшафта, освободить творчество от цензуры и самоцензуры, а всем авторам, которые, несмотря на жесткие угрозы и постоянное давление, продолжали творить, вернуть их голоса и право на имя.

[1] Выдержки из серии интервью (всего – 42), проведенных с деятелями культуры Беларуси весной 2023 года.
[2] Один из самых популярных оппозиционных беларусских медиаканалов.
[3] Бывший сотрудник Национальной академии наук Беларуси, уволенный после 15 суток административного ареста.
[4] «Республиканский список экстремистских материалов».
[5] Фальсификация результатов президентских выборов в августе 2020 года, жестокое подавление последовавших за ними протестов и репрессии в отношении сторонников демократических перемен погрузили страну в состояние общественно-политического кризиса.
[6] В декабре 2021 года пятеро музыкантов группы были приговорены к 1,5-2 годам колонии.
[7] Алесь Пушкин умер в тюрьме 11 июля 2023 года из-за несвоевременно оказанной медицинской помощи.
[8] ОПК – одна из структур беларусского демократического движения.
[9] В 2022 году были приняты изменения в Уголовно-процессуальном кодексе Республики Беларусь, позволившие преследовать политических эмигрантов через заочное уголовное производство.