Оля Прусак

Драматург, режиссёр.

Счастливое, счастливое время мне подарил ПЭН-центр. Вернулась — а вроде ещё не вернулась, до сих пор не в себе — а похоже, именно в себе. Привезла свободу — сумки в поезде трясли, но она же внутри, через границу нормально, и пока она никуда не девается, вот она, наслаждаюсь —

Свобода!

Сколько я просила боженьку подарить мне такое время — закинуть куда-нибудь далеко-далеко, чтобы просто писать и молчать. И вот, когда уже собрала чемодан, стало страшно. Что вот буду одна — как же целыми днями одна? — всё решать на себя одну — куда пойти и что делать… В обычной жизни практически нет у меня такой возможности. Уже очень давно, я отвыкла!

И вот однажды утром прихожу в пустой дом. Большой пустой дом, и никого в нём нет, можно бегать по лестнице и кричать «тагил». Но потом оказалось, что это просто такой интересный дом — в котором всё время кажется, что никого нет, а на деле там человек пять копошится, и на столе периодически появляются пирожные. Вдруг люди всё-таки материализуются и начинают чем-то заниматься, но я так и не поняла чем, потому что стеснялась спросить.

Привезла уже начатую пьесу — и думала так себе ровненько по планчику её дописать. Но мало того, что мне уже в первый день сорвало колпак, так и даже сама атмосфера Дома ну никак не содействовала ковырять то старое повидло, что я привезла с собой. Я опечалилась, но совсем не надолго — часик, может быть, сидела в печали. Потом вдруг поняла, что просто надо писать что-то другое, что-то новенькое. И сразу всё пришло. Правда, не знаю, какой домовик писал — я не заметила, как успела это сделать — просто вдруг текст есть. И я его боюсь смотреть, всё оттягиваю этот момент. Помню, там про колумбийских партизанов и ЦРУ, детективчик такой, боевичок местами… Ну точно домовик.

Очень помогло современное искусство. Я же голодный человек, я каждый день бегал в галереи. Качки бегают на треню, с ума сходят по нагрузке, и потом любуются без конца своими рельефами — так вот мне искусство точно так. Тренажёр мышления. Особливо современное — когда надо смотреть, как вращается пара ботинок на подставке и искать в себе глубокую мысль об этом. Орбита обуви, вроде так называлось.

Потом ещё фильм, который я смотрела два раза — и понимала по-английски, но не понимала… э-э… Ну там, правда, сложнее, чем с ботинками. Там про тревожное расстройство у какого-то мужика, которое началось, когда ему было 10 лет — он не мог поймать чёрного жука. Он сидел и ловил черного жука, а в это время слушал разговор родственников про то, что его мать никак не может определиться с замужеством. Он никак не мог поймать жука и волновался — ещё и потому, что он продукт маминого замужества, а она не может определиться, а жук не ловится, ааааа… И всё это называется с французского симптом que faire — “что делать”.

Так-то.

И что делать?..

Почему-то я всем рассказываю про этот фильм, как будто это самое большое впечатление, но это не правда. Фильм вообще ерунда. Каждый день я думала: “Сегодня самый лучший день!”

Очень повезло, что я приехала в Казюкас! Уже какой-то по счёту абзац начинается со слова “очень”. Это очень правильное слово — и можно вместо всего исповедания написать одно слово “очень”.

Очень!

Повезло было приехать в Казюкас. Казюкас — это праздник! Праздник тоже хорошее, вот такое:

Праздник!

Много музыки, прямо возле дома — и в 11 утра она лезет ко мне в окно — и дома сидеть в такой ситуации не можно. И вот выбегаешь скорей на улицу, а там…

Бублички.

Я почему-то всё не решалась купить бублички. Думала, ну что такого — бублички. Деньги тратить на бублички, ну несерьезно. А потом взяла я этих бубличков… Сейчас ищу, как сказать о них, кроме “очень”. Ну, в общем, в раю наверно целыми днями такие едят. Да-а. И пьют горячее пиво.

Ещё там всем 20 лет.

Нет, первым делом я побежала в театр, конечно, на Някрошюса. И мне достались «Цинковые мальчики». Вообще всё складывалось удивительным образом, всё сходилось. Началось с «Цинковых мальчиков», а закончилось подвальной постановкой Коршуноваса про какую-то порно-террористку, которая хотела жить с природкой, растить деток и поливать деревья тёпленькой водичкой, но что-то пошло не так. Почему вспоминаю опять качков на трене — а попробуй-ка посмотреть спектакль на чужом языке.

Вообще это счастье, счастье. Тут просто я делала всё, что я люблю. Я люблю писать и ходить, люблю красивые домики, ликёрчики, музейчики и театрики. И время было очень достаточно, но почему-то уезжать было жалко, как будто оставила ещё кучу всего важного, что не пропустила через себя.