Пять лет назад, когда вышла моя первая и последняя книга про Дедов Морозов и антропоморфные велосипеды, я уже был писателем на пенсии. Наши пути с литературой разошлись. Мы изредка созванивались, переписывались в фейсбуке, пересекались на презентациях новых книг друзей и знакомых, но общего с каждым годом становилось всё меньше и меньше. Сперва я горько переживал разрыв, волновался, как же жить дальше, пытался вернуться, но потом спрыгнул с парохода современности, и поглотила меня пучина быта.
В этом году литература неожиданно сама пришла ко мне. Дело было в санатории на юге нашей необъятной родины. Можно сказать, у нас завязался курортный роман. В санатории было так скучно, что я просто не мог не написать об этом. Даже мой семилетний сын и тот взялся за перо. Скука, одиночество, суровый быт и регулярное недоедание — вот главные двигатели творческого процесса, понял, точнее, вспомнил я этой весной. Именно они были спутницами моих самых плодотворных творческих лет. Чтобы оказаться в схожей ситуации ещё раз и разобраться, наконец, кто я, тварь дрожащая или писать умею, я отправился в резиденцию молодого литератора в Вильню (с).
С порога я взялся за перо, но о чём писать?Может, о заблёванных коврах и духе запрещённой литературы? Так я окрестил невыводимый запах, который стоит в коридорах и комнатах Дома прав человека. Нет, как-то мелко. Может, о других обитателях резиденции? Но где они все? Где все эти ваши конференции, которые блокируют доступ на кухню, где рассерженные правозащитники, которые поют по ночам патриотические песни под расстроенную гитару, а по утрам ломятся в чужие комнаты в поисках Виталиков. Мне нужны враги, негодовал я и бил кулаком по столу, чтобы хоть как-то на плаву держаться в этой жизни, мне нужны враги. За две недели, не считая айти-специалиста Ильи, который выдал мне постель и ключи от комнаты, я повстречал только одного обитателя дома. Мы встретились на общей кухне, но заводить с ним знакомство я не стал, уж слишком вонючая была у него курица. Хороший человек такое есть бы не стал, подумал я и залил кипятком пакетик роллтона. Остальные жители ДПЧ лишь изредка скрипели половицами, бряцали дверьми, шлёпали по лестнице, иногда обновляли запас продуктов в холодильнике и подсыпали конфет в миску на кухонном столе. Да, может, и не было их вовсе.
Несмотря на все тяготы и невзгоды или, может быть, именно благодаря им я всё-таки написал в резиденции пару новых рассказов, правда, все про алкоголь и азартные игры. Их действия разворачиваются в Доме прав человека и близлежащих окрестностях, поэтому, чтобы избежать недоразумений, к отчёту их я прикладывать не буду. В свободное от рассказов время я правил, дописывал и переписывал тексты про самый скучный санаторий на свете, конспектировал сны и книги о “Путешествии писателя” и “Тысячеликом герое”. Однажды вильнюсские заметки превратятся в недописанную повесть, рассказ или огромный костёр.
Мой отчёт слегка растянулся, но зато текст будет совсем коротким. Пожалуй, стоило сделать наоборот, но как-нибудь в следующий раз.
***
В гомельском музее криминалистики можно посмотреть на фальшивые деньги, работу отважных, но не слишком сообразительных школьников, самодельные заточки и кастеты, тумбочку, которая лёгким движением руки превращается в элегантный самогонный аппарат.
— А ещё тут у нас тайник с порнографией, — похвастался экскурсовод, — можете посмотреть, только сначала пусть мальчик отойдёт.
В коллекции музея есть самодельная машинка для татуировок и небольшая фотогалерея примеров накожной живописи, а девочек, возможно, заинтересует, как менялась милицейская форма последние сто лет.
Я достал камеру, чтобы сфотографировать зимнюю шапку милиционера образца 1992 года с пагоняй на кокарде, но вдруг, откуда ни возьмись, появилась кассирша:
— Фото запрещено, немедленно прекратите.
Милиционеры разных эпох строго посмотрели в нашу сторону.
— Если хотите, можете сфотографироваться на мотоцикле с коляской, он, кстати, до сих пор на ходу, но сначала уплатите рубль в кассу, — смягчила тон сотрудница музея.
— А можно с рыцарем? — вмешался в разговор Матвей.
— Каким рыцарем? — удивились кассирша и милиционеры разных эпох.
— Да вон тем, — указал Матвей на манекен в чёрном.
Чёрный рыцарь растеряно поглядел на коллег, потом на нас, приложил руку к уху, кивнул и медленно пошёл в нашу сторону, грозно стуча дубинкой по щиту. Похоже, нам здесь не рады.
